«Я стояла в длиннющей очереди к маршрутке. Мимо проехал грузовичок, груженный ящиками с пивом.
— Вот бы один ящик выпал! — выразил вожделенную мечту мужичок из очереди.
— Мечтать не вредно! — парировала моложавая женщина в шляпке. — Чудеса иногда все же случаются, но главное — чудом надо умно распорядиться.
— Как это — чудом распорядиться? — загудела очередь.
И женщина рассказала такую историю:
— Я в молодости, окончив медучилище, пошла работать в неврологический дом инвалидов. Он был только для мужчин и находился на отшибе поселка, от людей подальше.
В процессе работы я поняла, насколько это страшное место. Туда свозили немощных, стариков, душевнобольных и парализованных со всего города. Родные навещали далеко не всех, в основном это были брошенные и забытые люди.
Кто мог ходить, тех заставляли делать посильную работу, а по базарным дням выводили на рынок за милостыней. А лежачие больные так и лежали в душных палатах, как овощи — каждому нужна нянька, а где их взять?
Однажды ночью сторож обнаружил у ворот подкидыша-старика. Документов при нем не было, он был нем и недвижим, беспомощен и оборван. Конечно, его на улице не оставили, взяли в больницу. Меня попросили присматривать за ним, чтобы, так сказать, набраться опыта. Я помимо прочей работы должна была кормить его из ложечки, купать, менять постель. Нянечки постарше им брезговали и побаивались его. Надо сказать — не беспочвенно. старик был очень необычный — здоровый и грузный, абсолютно лысый, но все тело, кроме головы, заросло густыми седыми волосами. Рот его скрывался под такими густыми усами, что его трудно было кормить. Но особо впечатляли глаза — абсолютно черные, глубоко посаженные, они колко и властно смотрели на всех из-под густых сросшихся бровей.
Его назвали Иваном, родства не помнящим, да так оно и было. Дед Иван, как я его звала, был абсолютно инертен и послушен. Безвольно открывал рот, когда я его кормила, безмятежно позволял себя переодеть, и это при том, что в его глазах читалась непоколебимая воля и властность. Я однажды решила ему сбрить усы, но от так на меня зыркнул, что бритва выпала из моих рук.
В его теле было много силы и мощи, и врач ломал голову, почему же он не ходит, не говорит, и вообще, откуда он тут взялся? Но раз больной не буянил и не создавал проблем, то никто особо о нем и не пекся. Я постепенно к нему привыкла и даже доверяла ему свои девичьи секреты, все равно ведь не разболтает.
Приносила из дому засахаренное старое варенье и баловала его чайком потихоньку.
А потом в моей семье случилось несчастье: приехала к нам из России тетка Марина. Приехала на родину умирать — у нее был цирроз печени, и уже в животе начала скапливаться жидкость. Тетя Марина не была пьющей, и мы недоумевали — откуда у нее цирроз? Тетя сидела на строжайшей диете, была вся желтая и одутловатая, и нам ее было жаль до слез, молодую еще, добрую.
И вот однажды сидела я с дедом Иваном, кормила его картошкой, и тут меня прорвало:
— вот ты сидишь тут, старик, не двигаешься, не говоришь, и проживешь еще лет сто, никому не нужный. А тетка моя молодой в могилу должна сойти, где справедливость, у нее же дети!
Я разревелась в голос, и тут произошло невероятное — старик заговорил!
— Не плачь, доню, слушай…
я от испуга глаза выпучила, а он продолжал:
— Ты одна ко мне по-людски отнеслась, и я тебе помогу. Возьми наволочку с моей подушки и забери себе. Не смотри, что она грязная, ни в коем случае ее не стирай. Дома сшей подушку, набей ее любым пером, добавь туда шишек хмеля, полыни и еще вот это.
Дед вырвал у себя на груди несколько седых волосков.
— О подушке никому не говори, что она с секретом, и спать на ней кому зря не давай, клади ее под голову только больным и умирающим. С помощью этой подушки ты сможешь спасти троих умирающих, если все сделаешь правильно.
Я робко смотрела на него, но, заглянув в его колючие глаза, сдернула с подушки наволочку. Хотела позвать всех, обрадовать, что дед заговорил, но он приказал не делать этого.
Дома я распорола старую подушку, вложила в нее все, что требовалось, зашила и надела сверху Иванову наволочку. И положила ее в постель тете Марине.
Утром тетя проснулась какая-то задумчивая. Долго молчала, а потом рассказала:
— Страшный и чудный сон мне сегодня приснился. Будто иду я босая по скошенному полю. Сухая стерня ноги колет. И тут смотрю — идет мне навстречу старуха худая да черная. Руки тянет ко мне, да быстро бежать тоже не может, так как тоже босая. вот так мы и маялись — я не могла убежать, а она — догнать. Потом смотрю — бежит по полю конь в мою сторону. Думаю — вот бы мне на него сесть, мигом бы от старухи убежала. Ездить верхом я совсем не умею, но конь сам подскочил ко мне, и я не заметила, как оказалась у него на спине без седла. Мы помчались сквозь ветер, и вскоре копыта коня оторвались от земли, и мы полетели по небу.
Старуха исчезла с глаз, а внизу открылся странный вид. На земле у костров сидели люди и занимались разными делами. Я рассмотрела внимательно и поняла, что это казаки. Одни, шутя, дрались на кулачках, другие чистили оружие, третьи варили что-то в котлах. Парни подняли головы и увидели меня.
— Гляди, опять к нашему Шульге гости летят, — сказал один.
И тут я оказалась на земле, возле просторного шалаша, где меня встретил здоровенный седой старик, лысый и усатый. Своей лапищей он втолкнул меня в это жилище, прохладное и полутемное. Окурил меня травами, а потом схватил огромный тесак и воткнул мне в живот. Боли я не почувствовала, но старый ведьмак на этом не остановился — он просунул руку в образовавшуюся рану и вынул оттуда двух огромных жаб.
- Скажи мне, тетя, а как выглядел этот знахарь? — спросила я.
— Угрюмый, черноглазый, брови срослись на переносице, был в одних шароварах, а силища такая, что телегу поднимет.
Я решила расспросить Ивана об этих фокусах, но когда вышла на работу после выходных, оказалось — Иван пропал. Его кресло оказалось пустым, никто не видел,
как он ушел, его вообще никто не видел. Правда, в палате была крошечная форточка, но в нее он бы точно не пролез, тем более, что третий этаж. Пришел из ниоткуда, ушел в никуда…
К вечеру тетя почувствовала себя лучше, она повеселела, появился аппетит. А вскорости ни о какой смерти речь уже не шла — цирроз врачи оставили диагнозом, но жидкости в животе больше не было.
Через несколько месяцев Марина уехала, и жизнь вернулась в свою колею.А я за год в этой больнице такого насмотрелась, что забыла и о подушке, и об исчезнувшем Иване. Вспомнила, когда беда случилась с двоюродным братом Сергеем. Он страдал диабетом, ему вовремя не сделали укол, и он впал в кому. С большим трудом я уговорила медсестру положить эту подушку Сергею, и через несколько часов он пришел в себя.
Я ничего не стала расспрашивать, ждала, пусть сам расскажет. А он молча взял карандаш и нарисовал бегущего по степи коня. И мне без слов все стало ясно,
а еще стало любопытно — кто такой этот Шульга? Зачем он появился в моей жизни, куда исчез, и вообще, была куча вопросов. И я нарушила запрет — легла ночью спать на эту подушку. Едва легла, меня начал обволакивать запах сена и полыни… И я тоже увидела серого коня, который привез меня к Шульге. Старик удивился, а когда узнал, что я пришла из любопытства, страшно разозлился:
— Ах ты, дура! Я тебе говорил, что ты можешь троих спасти, а ты своим дурацким любопытством подушку испортила! А любопытной Варваре знаешь что оторвали?
Я и моргнуть не успела, как он схватил меня за нос и сильно сдавил. Проснулась я от боли, нос распух и покраснел, и я с такой «красотой» неделю из дома не выходила.
Вот так я и проворонила свое чудо, и осталась с носом в прямом смысле этого слова. До сих пор жалею, что могла бы еще кого-то спасти, да не спасла.»
Alexa