Проснулся я от назойливого и не слишком приятного щекотания. Васька, зараза мохнатая! Опять!
- А ну, брысь! – рявкнул я на здоровенного черного котяру, уже почти плотоядно вцепившегося когтями мне в кожу… Ох, прошу прощения, в кору, конечно же. Забыл представиться – Дуб я. Дуб Лукоморыч. Да-да, тот самый, которого Александр Сергеевич увековечил. Предок, почитай, всех дубов в нашей округе. Сколько зим миновало – и не сосчитать уже. Корни вон ломит на мороз, да и листья раньше срока опадают. А когда-то…
Светлая ностальгия была крайне бестактно прервана натужным покашливанием и невнятным бурчанием.
- А в некотором царстве… или государстве… ай, да и ладно… жил, значиццо, царь. Али князь? И было у него, значиццо, три сына… так, стоп… какие сыновья, дочери же на выданье – одна другой краше. И повелел им царь-батюшка взять лук со стрелами… какие стрелы, бабам-то в руки?! Аааа… чтоб их всех… - Василий сорвал с морды очки с треснувшей дужкой, ожесточенно протер своим же хвостом и, обреченно свесив лапы, уставился на «воды ясные». Ясные они, надо сказать, так, для красного словца. Тридцать мужиков - витязей, то бишь, прекрасных - порядок разве удержат?
А вот и легки на помине. Как по расписанию – на утреннюю пробежку. Не очень, надо сказать, бодренько, а временами и откровенно филоня. Воля их – из покоев бы не вылезали, в карты резались да рыб шлемами ловили, но с Черномором особо не забалуешь.
На нижних ветках в листве завозились. Ага, начинается веселье, хе-хе. Кто еще не в курсе – есть у меня еще одна соседка - русалка, к слову говоря, обладательница весьма пышных форм и своеобразного чувства юмора. Каждое, опять же, утро, не изменяя своим традициям, томно позевывая, она будто бы ненароком свешивается с ветки, позволяя всей округе созерцать эти самые формы в полнейшем, прости Мать-Земля, неглиже. В аккурат над марширующими витязями. Те, само собой, шаг сбивают и слова строевых забывают напрочь, отпуская масляные шуточки в адрес бесстыдницы. Черномор бесится, брызжет слюной и клянется засадить всех камни подводные голубой краской красить. Польщенная русалка хихикает, витязи ржут аки кони, интеллигентный Василий краснеет сквозь шерсть и зарывается в листву. Веселье, в общем, то еще.
Я помахал веткой вслед нестройной колонне и поежился – металл неприятно холодил кору по утренней свежести. Вот тоже подарочек, кувалды на него нет! Откуда на мне эта золотая массивная безвкусица, я не помнил. По-моему, была она, еще когда саженцем несмышлёным на ветру качался. С тех пор – как приросла, стряхивать пробовал – сидит как влитая. И растягивается же, зараза, каким-то сказочным образом вместе с моим возмужанием. Проклятье, что ль, какое. А уж сколько желающих от энтой самой цепи кусочек на долгую память отпилить – по листьям не пересчитать! Только и спасает, что Васенька у нас весьма-таки не любит, когда его покой ночной тревожат. А взлохмаченный метровый котяра с горящими аки огни адские очами – зрелище не для слабонервных. Тем и живем. Хе-хе.
Соседи опять же веселые. Баба Яга - не гляди, что моих годков, – душой молодаааа. Особенно по праздникам. Как с Кащеем медовухи хряпнут, так в обнимку по лесу всю ночь круги и нарезают да частушки горланят неприличные. Вот тебе и следы зверей невиданных, и дорожки, неведомо каким лядом протоптанные… Мед у нас, надо сказать, и впрямь забористый. Местная достопримечательность, так сказать. Александр свет Сергеевич, когда гостил, только им и угощался. Все про какого-то колдуна летучего твердил, да еще с богатырем верхом... Тьфу, срам один. Откуда ж взяться то им, да еще в небе? Ступа у Яги еще летала в незапамятные времена, это да. Так и то уже рассохлась вся, та в ней зерно курам толчет…
- Во полее береезааа стояяялаа… - донеслось тоскливое подвывание откуда-то сверху. Я вздрогнул от неожиданности, и Васька мявкающим клубком скатился по стволу, чудом уцепившись за нижнюю ветку. Укоризненно покосился на меня и:
-Ой, да выйдуу нооочью в пооле с конееем…
- Вась, какой конь, какая береза? – почти взвыл и я, предвкушая в сотый раз невразумительный набор праздничных-застольных. – Ты сказочник али кто?
- Не помню я, Лукоморыч, - бессменный наш мохнатый боян так понуро потупился, что у меня аж под корой засвербило, - ни одной ведь сказки целиком не помню. Ни баллады, ни песни старинной. В голове каша одна, да и та без мяаасааа, - на последней ноте Василий горестно взвыл и собрался было головой вниз нырнуть в незабвенные волны, но был бесцеремонно пойман веткой за хвост и усажен обратно.
- А давай, Вась, нашу, привычную… - осторожно начал я, зная, что это всегда срабатывает. Уж про себя-то он точно не забудет ни словечка.
Кот расправил усы, протер еще раз очки, важно водрузил их на нос и, прокашлявшись, нараспев завел:
- У Лукоморья дуб зеленый…
Mary N
Вай