В некотором царстве, в некотором государстве, был да жил, или, правильнее сказать, поживал, люд честной, работящий да малопьющий, весёлый и разухабистый, затейливый да мастеровитый. Обильной страна была, богатой. Черноземы давали урожаи невиданные, в садах от яблочек наливных да груш сладких трещали деревьяа плодовые. А уж рыбы в окрестных реках да озерах и грибов с ягодами в лесах – хоть телегами вывози.
От тихой и сытной жизни даже нечисть местная подобрела. Лешие тропинки не путали да людей не пугали, так, фигу покажут из-за пенька или шишкой в лоб запустят, да похихикают противненько. Ну, бывало, девкам подол сучком зацепят. Водяные вообще разленились, люди баили, даже просили грибников в кабак сбегать, принести чего-нибудь «эдакого для настрою поднятия». Платили честно – жемчугом речным. Детвора голоногая моментально подработкой занялась, а что – пусть с малолетства привыкают, тем паче, что хозяева водные детишек любили, могли и ракушку затейливую подарить, и самоцвет красивый.
Русалки тож народец не утаскивали в пучину глубокую, правда, мужики все одно сбегались посмотреть, как красотули белокожие танцуют вечерами. Говорили, очень уж глазу приятственное зрелище, хотя бабы местные, жены их, бурчали что-то про размер да срамоту неприкрытую.
А правил этой благодатью царь Берендей. Мужик в меру деспот, в меру тиран, но уважающий демократические ценности, сиречь думу боярскую за глупости али несогласие с политикой державной не сек розгами почем зря. Хотя, по правде сказать, иногда и следовало бы. Тем более после таких докладов.
«Тяжкие времена наступили в государстве нашем. Вновь сила злобная надумала погубить земли родные, ниспослав гонцов от Кощея Бессмертного, скелета ходячего, ворога лютого, слюною ядовитой плюющегося, деток малых пожирающего, кровушкой богатырей сгинувших запи…»
- Хватит, Краснобаев, - скривившись, царь стукнул державой по подлокотнику, - сколько раз говорить, докладывай четко и по существу.
- Виноват, государь, - низко склонился боярин, - увлекся, дочке вчера сказку на ночь рассказывал, а она же без ужастиков заснуть не может, вишь ли, «хоррор» - это, батяня, сейчас мега тренд, я же не лохушка под байки о Колобке засыпать.
Дума поддержала сочувственными вздохами.
- Стареем мы, - буркнул воевода Кольчугин, - детишек своих не понимаем. По правде сказать, они чудными словами изъясняются, и не уразумеешь, что говорят.
- Истинно, - вступил Древнесказов, самый старый и мудрый из бояр, - давеча сын мой Ванюшка, пятый, средненький, лапти обул на босу ногу, портки закатал, платок бабий на голову повязал диковинно. Грит, я, батяня, таперича хипстером буду, мне ещё спинктер нужон, дабы на пальце крутить.
- И что, дал ты ему этот…, - Берендей споткнулся на слове, но, совладав, выговорил, - сфинктер?
- А то ж, - с достоинством поклонился государю боярин, - я человек простой, словам заморским необученный, приказал молодцам на конюшне плетями кровинушку вразумить по месту мягкому, дабы глупость в голове долго не задерживалась.
- Помогло? – заинтересованно вытянула головы дума.
- Эх, грехи наши тяжкие, - утер скупую слезу Древнесказов, - осерчал Ванюшка-то на меня и убег, к ентим, гадам.
- Готам, - поправил друга Бабахин, самый боевой и прогрессивный боярин, отвечавший за дело пушкарское, проще говоря, командующий артиллерией государева войска, - и откуда только напасть эта взялась, вроде и законов не нарушают, а все одно странно.
- Делаааааа, - сдвинув корону на затылок, задумчиво протянул Берендей.
Дума поддержала согласным кряхтением.
- Ну, буде тут панихиду разводить, - государь повернулся к Краснобаеву, - читай далее.
Боярин поднес свиток к глазам:
- А гонцы сии – отроки наши, дети родненькие, готами назвалися, рядятся в одежды черные, лица белилами мажут, да цепей на себя понавешивали. У купца Обноскина скупили весь товар лежалый: ткани цвета ночи непроглядной. Сами кроят, сами шьют сарафаны да кокошники кожаные, штаны узкие и балахоны, сапоги да лапти фасону диковинного. По ночам бродят по кладбищу, бурчат чего-то. Оно бы и ничего, да вот незадача – кабатчики челобитную подали, подати нечем платить. Не продается пиво с медом пенным, а казне с того убыток. Ибо не хотят мужички по святым выходным развеяться в угаре хмельном, боятся рыл белых черноряженых. Вон третьего дня приказчик Сенька Нахрап вечером домой возвращался навеселе, а ему навстречу эти скоморохи разукрашенные вышли…
Краснобаев замолчал.
- Ну, не томи, - зароптала дума, - помер что ль?
- Лучше б помер, - степенно погладив бороду, продолжил боярин, - протрезвел в кои-то веки, да как пришел домой и глазами ясными разглядел жену свою разлюбезную, тут его Кондратий и обнял. Знамо дело, с пьяных глаз и лягушка – царевна. Одним словом, государь, беда пришла. Вчера сам слыхал, как дочь Алевтины – ключницы, Манька, «Волчьей ягодой» прозванная, говорила, что «вам, старперам, надо уважать субкультуру молодежную».
- Свят, свят, свят, - загудели бояре.
- Потешатся да успокоятся, - хмыкнул Берендей, - мы в отрочестве тож не ангелами были, верно говорю?
- Нет, кормилец, - выступил Бабахин, - раздор в государстве начался. Не всем по нраву пришлась эта, прости Господи, субкультура. Ты дослушай.
Царь согласно кивнул, и Краснобаев продолжил:
- Попы да дьяки не стерпели непотребства новомодного, решили они конец положить забавам бесовским. И пошли на кладбище с кадилами наперевес. Ой ты гой еси, забава молодецкая.
Вытерев пот со лба, боярин повысил голос:
- Ух, вечер был, сквозь дым летучий
все готы двинулись, как туча, прям на отцов святых.
Бой затихал и разгорался, звенели цепи, кто-то дрался, а кто-то меж могил валялся, поймав креста под дых.
Полночи были в перестрелке, что толку в этакой безделке,
И выдохлись отцы. Средь готов стали слышны речи:
«А может, надо бить под печень?».
Но вот на поле грозной сечи добралися стрельцы.
- В общем, государь, - закончил Краснобаев, - покамест смута улеглась, надолго ли?
- Что скажете, бояре мои верные, - Берендей посмотрел на притихшую думу.
- Дозволь мне, - с лавки поднялся Древнесказов, - мыслим, что без злодея бессмертного тут не обошлось. Сам посуди, готы эти – чисто дети Кощеевы, как вырядятся. Хоть и говорят сказки, что победили его, да, видно, не до конца. То ли иглу не доломали, то ли яйцо разбили не то, или не куриное.
- Истинно дед сказал, воевать его надобно, – загудело вокруг.
- Как воевать? – вскочил Бабахин, - ты уж прости, самодержец, без приказа собрал я богатырей наших. Посулил им от имени твоего награду и снарядил в дорогу дальнюю.
- Ну? – выдохнула дума.
- А ничего, - разгоряченный боярин всхлипнул, - вернулись все, кто на коне, в доспехах помятых, кто сам пришел, в синяках да ссадинах. Говорят, путь к замку Кощея неблизкий, за бором черным, в тумане вечном, злодей хоронится от кары людской и дела свои пакостные замышляет. До Черного бора ведёт дорога торная, хорошая. Там, у края леса, на пеньке сидит Кикимора, тропы охранница. Хоть и сила нечистая, но приветливая, задает вопросы чудные и пропускает. А уж в самом лесу, туманом скрытом, беда случается. Вроде едет богатырь тихонько, темнота вокруг, только тропа сияет. И вдруг ни с того ни с сего конь бешеным становится. Скачет выше леса стоячего, ржет, аки ненормальный, скидывает всадника…
- До замка кто-нибудь добрался? – уже зная ответ, спросил Берендей
- Никто, - удрученно кивнул Бабахин.
- Может, награду увеличить, - царь задумался, - до бочонка с червонцами или двух?
- Не вели казнить за дерзость, - выдохнул боярин, - пробовал уже. Богатыри, как один, говорят: вертели мы царскую награду на центре мироздания, в разные стороны да затейливо.
- Ну что ж, быть посему, - Берендей поднялся – повелеваю: стрельцам денно и нощно дозорами ходить, готов этих чудных оберегать от напастей, все одно, хоть и пришибленные на голову, они суть наша кровь и надежда. Святым отцам – молиться, и не шастать по кладбищам, а вам, бояре мои верные – думать, где искать героя былинного, согласного выступить супротив Кощея. Награда будет царскою – слово мое верное.
- А что думать-то, надежа - государь, - не выдержал Краснобаев, - сам видишь, добровольно никто не хочет на смерть идти, значит, пусть судьба решит.
- Договаривай, - царь заинтересованно присел, - и что у тебя за привычка такая - затыкаться на самом интересном месте, вот как велю отсыпать полсотни плетей, дабы языком шевелил побыстрее.
- А он на ходу сказку дочурке своей сочиняет, - хмыкнул кто-то, - как там – хер.., а хорорную, как дед посадил репку, выросла капуста, а собрал три мешка сельдерея.
- Цыц, - остановил начинающийся гогот Берендей и повернулся к Краснобаеву, - так что надумал – то.
- У тебя же народный час начинается, с жалобами и просьбами принимать будешь, вот пусть первый, кто в палаты царские войдет, и станет…
(продолжение следует)
Автор: Андрей Авдей