Капли капают где-то далеко за стеной. Наверное, кто-то забыл закрутить кран. "Опять папа будет переживать за счет", – нервничаю я, ерзая в кровати. День выдался неспокойным: кошка опять кашляла во сне, а подруги окончательно обиделись на моего нового красивого плюшевого зайца и решили не звать на улицу. Терпеть не могу, когда они так поступают! Пришлось целый день наблюдать, как мама занимается уборкой. Пару раз я даже попалась под горячую руку и меня заставили прибрать игрушки с ковра. Такую идею разрушили, представить тяжело. День выдался неспокойным воистину.
На улице начинают петь сверчки. Через открытую форточку балкона мне слышны все звуки их песен. Я люблю поздние вечера, когда машины больше не заглушают шумом улицу, когда незадачливые подружки не дразнятся звонким смехом за окном, когда даже дома все оставляют свои дела и рассаживаются на диване – отдыхать.
Пробираюсь ближе к окну через кресло и несколько стульев. Один из них сразу же падает на пол, но это неудивительно: именно он всегда мешает мне спокойно достигнуть своей цели. Свет из соседней комнаты даже не покачнулся. Хорошо, очень хорошо.
У меня темно. Я люблю, когда темно. Мама, когда злится, часто рассказывает небылицы, дескать в темных-темных местах живет Бабайка. Я не верю, что он злой и заберет меня к себе. Ему просто страшно высовывать нос из угла, когда сияет свет и когда все заняты своими делами. Днем не до чудес и не до Бабайки. Вот он и не хочет отвлекать людей от суеты. А сказки про то, что он ест детей, придумали специально, чтобы никто не знакомился с Бабайкой и не хотел с ним подружиться. Мне же в темноте хорошо и совсем не страшно.
Второй стул падает громче, и я начинаю переживать, застывая на полпути. Если сейчас придет мама укладывать меня спать и читать сказки, пробраться к балкону будет сложнее. Я не имею ничего против сказок, но только не сегодня. Сегодня я буду рисовать.
Рукой ищу на подоконнике новенькие фломастеры (они для меня всегда будут новенькими, без разницы, что бабушка подарила их ещё три месяца назад) и взбираюсь на подоконник. Полдела сделано.
В голове настырно проплывает новый плюшевый заяц, и я еле-еле отмахиваюсь от желания преодолеть расстояние до другой комнаты, чтобы заключить его в объятия. Зайцы мне нравились всегда: в них уютно зарываться носом и забывать обо всех-всех обидчиках. Ишь, его выдумали, не бываешь ты, видите ли, зеленого цвета. А вот и бываешь! Мой зеленый-зеленый заяц.
Нельзя мне вспоминать о своих игрушках. Сразу глаза становятся тяжелыми, хочешь бросить эту полную-полную луну, которая бывает раз в месяц такая яркая, бросить сверчков, что тоже скоро замолкнут, и поползти назад в кровать. Но нет, слишком долго я этого ждала.
В соседней комнате играет телевизор. У меня же поют сверчки. Буквально через пару минут я полностью забыла про подружек, что сегодня так подло со мной поступили, забыла про зайца, оставив его дремать на кресле, забыла обо всем.
Луна дружелюбно заглядывает в окошко и светит, как днем. Я укладываю на коленки альбом с рисунками, совсем детскими рисунками из моего воображения, и тянусь за фломастерами. Черный, самый использованный, почти не рисует, но меня это не останавливает. Я больше не переживаю ни о чем, я больше не живу миром суеты и играющего в соседней комнате телевизора. Никогда не понимала, откуда у сверчков такое волшебное свойство заставлять забыть обо всем и сосредоточиться на рисунке. Всё дело в луне, ведь правда?
Фломастеры уже не аккуратно разложены в упаковке, а хаотично разлетелись по подоконнику. Я почти не вижу, что рисую, но мне как-то всё равно. Луна светит на меня, а не на лист бумаги. Луна смеется, сверчки поют. За этими чудесными звуками я не замечаю, как звук в телевизоре соседней комнаты отключается.
– Снова ты сидишь на холодном подоконнике! – слышу всплеск рук и понимаю, что мама решила навестить меня перед сном. Ручонки хватают альбом и прячут его за батарею, чтобы никто не успел увидеть рисунок. Вовремя: мама как раз подходит ближе и поднимает меня на руки. Пришло время сказок.
А на альбомной странице застыл огромный зеленый заяц и большая белая луна.
Автор: Ярослава Ворчак