Головорезу Майклу не было свойственно много думать. Но он часто пытался узнать, какой из ударов — самый тяжелый.
Его часто били прикладом по лицу, оставляя огромные синяки и длинные порезы. Майкл записывал в отдельную тетрадочку все болевые ощущения, а потом выставлял оценку полученному урону.
«А если найдешь самый сильный, что делать будешь?» — однажды спросила его жена.
«Буду им пользоваться», — ответил Майкл.
«А эти недостаточно хороши?» — удивлялась она, показывая на исписанные страницы его тетради.
«От таких не падают».
Иногда его избивали на боксерском ринге. Он не очень хорош в боксе — не хватает пресловутой скорости, но вот удары у него увесистые. Пару раз его соперники покидали ринг на носилках — и тогда Майкл смотрел на свои руки и пытался понять, какой же из нанесенных им ударов был самым тяжелым.
Но никогда не получалось узнать наверняка.
Однажды дочка Майкла пришла домой с синяком под глазом — повздорила с одноклассницей. Пока жена отчитывала дочку, бубня свои мантры о том, что «девочка должна быть красивой», он записывал ощущения от этого удара.
И, надо признать, этот лидировал довольно долгое время.
Иногда головорез Майкл подрабатывал, выбивая долги из неудавшихся бизнесменов. Он приходил к ним домой с толпой бритых ребят, похожих на бейсбольную команду — по крайней мере, бит столько же, — и смотрит на плачущую женщину, закрывающую своим телом ребенка или избитого мужа.
Ночью Майкл не мог спать, потому что у него болело что-то внутри. Он ворочался с боку на бок и, не выдержав, доставал свою тетрадь и взахлеб читал.
Истории о сломанных пальцах. Истории об отбитых ребрах. Истории о вывихнутом суставе. Истории о сотрясении мозга. Истории о переломе челюсти.
Его десятилетняя дочь замечала пробивающийся из-под дверной щели свет, но никогда ничего не говорила.
На похоронах жены Майкл держал за руку свою малышку и гладил ее по голове, когда та прилипала к нему, не в силах справиться с горем.
Этот удар он никуда не записал и постарался стереть его из своей памяти как можно скорее. Но у каждого удара есть свои последствия.
Иногда он ходил выпить в бар в трех кварталах от своего дома. Пощечина, полученная от шестнадцатилетней дочери, когда его, пьяного и побитого, привели домой к двум ночи, была очень болезненной. Майкл бросил пить и занялся поступлением дочери в колледж.
Когда его малышка уехала учиться в Нью-Джерси, Майкл от нечего делать вступил в местный клуб писателей. Двадцатилетние парни и сорокалетние женщины внимательно слушали его истории о сломанных пальцах, переписанные от третьего лица, и советовали добавить чуть больше сюжетной интриги. Майкл кивал, а дома читал коллекцию книг Стивена Кинга, оставленную его женой, подчеркивая красным карандашом ту самую сюжетную интригу.
Спустя пару лет дочь позвонила ему и грустным голосом сказала, что беременна. Она так сильно боялась отцовского гнева, что даже не хотела говорить, от кого.
Майкл отреагировал на удивление спокойно. Он сказал, что поддержит любое ее решение по этому вопросу. Что она всегда может рассчитывать на его помощь и поддержку. Что она может приехать в любое время и жить у него сколько угодно.
Дочь воспользовалась его предложением и переехала обратно в Техас. Спустя некоторое время она родила здорового мальчика, с которым уже поседевший Майкл проводил до безумия много времени.
Когда маленький Джон пошел в первый класс, Майклу позвонил представитель какого-то издательства. Дочь залилась хохотом и сказала, что отправила им его рассказы, заполнив заявку от его имени. Бывший головорез Майкл смущенно почесал затылок и промямлил, что это были черновики.
На выпускной Джона его дедушка пришел с трудом — рак печени давал о себе знать. Врачи стояли поодаль, готовые в любой момент увезти его обратно в больницу. Главврач сокрушенно качала головой, заполняя бумаги в своем кабинете, когда Майкл попросил отпустить его на праздник.
«Только из очень большой любви к вам, Майкл», — сдалась она, потребовав у него пожизненное право быть первой на всех автограф-сессиях.
На почту сотнями приходили письма поддержки, открытки, маленькие и не очень подарки – все скопом сваливалось на диван в гостинной, ожидая своего получателя.
На похоронах Майкла его дочь произнесла краткую, но трогательную речь о своем отце, о том, как сильно он ее любил и на какие перемены был готов ради неё. После официальной части подошел менеджер из издательства, чтобы выразить свои соболезнования. В самом конце он спросил: «Это такой тяжелый удар... Могу ли я предложить какую-нибудь помощь?»
В ответ на это Джессика вспомнила всё, что говорил ей ее отец, когда одноклассница поставила ей фингал под глазом, и уверенно ответила:
«Что вы, что вы. Думаю, этот не самый тяжелый».
А увидев недоумение менеджера, она добавила:
«По крайней мере, он не сбил меня с ног. И даже когда я буду плакать дома в одиночестве, прячась от сына, и когда наступит первая годовщина, и когда я найду его недописанные рассказы, и когда продам его вещи на аукционе — я буду стоять».
«От таких ударов сильные не падают».
© Большой Проигрыватель