Amore и море звучало одинаково, потому что делало ее легче. И море и любовь ассоциировалось со счастьем. Ах, море! Светинка казалась себе невесомой, когда шла по длинной мокрой песочной полоске, и та не проваливалась под ее весом. И Светинка не оставляла следов.
Девочка пела высоко и нежно, как поют, наверное, только ангелы…
Это пение слушали волны, преклоняясь пред ногами Светинки.
Слушала жар-птица, распластавшаяся по небу оранжевыми перламутровыми крыльями и поглядывающая на девочку огненным глазом-солнцем. А еще слушала какая-то гигантская рыба, плывущая метрах в двадцати от берега.
Когда Светинка увидела большой плавник, она остановилась от неожиданности. И рыба остановилась. Нет. Она не ушла под воду. Она жадно в воде ловила звуки, которые доносились с берега. Светинка опять пошла. И рыба поплыла за нею. Тогда Светинка решила спеть специально для рыбы самую свою любимую песню. И она ее спела. И рыба все это время шла за нею.
На пустынном диком пляже давно никого не было. Лишь впереди показалось несколько рыбаков.
Девочка вдруг вспомнила о том, что рыб можно ловить, что они предназначены для того, чтобы их кушали в вареном или жареном виде. Но таких больших рыб, как эта, она никогда не видела. И поэтому ей показалось невозможным поймать такую рыбу.
Девочка крикнула рыбакам:
– Смотрите, какая рыба! Вы можете поймать ее?
Рыбаки ахнули и стали разворачивать сети.
Рыба остановилась в воде. Ее плавник развернулся на 90 градусов и, медленно рассекая ленивые вечерние волны, поплыл в глубины расплавленного янтаря.
Девочка глянула на небо. Но и птица отвернулась от нее, закрыла огненный глаз-солнце, растворилась в предвечерье, раскидала перья по воде.
На Светинку накатила волна, замочила ножки. И девочка вдруг стала проваливаться в мокрой дорожке, что разделяла море и сушу.
Девочка давно выросла, но до сих пор не поняла, почему эта сказка никогда больше не возвращалась к ней.
Малиновка
Кэшери