Он часто посещал этот костёл. В солнечное утро, морозный день или дождливый вечер. Я видела его скромно сидящим на последней скамье, возле выхода. Его глаза были закрыты, а пальцы бережно сжимали небольшой розарий — традиционные католические четки. Изредка он перебирал маленькие бусины, задерживаясь на больших, и вновь переходил к маленьким.
Я всегда заворожено смотрела на него. Может потому, что он всегда молчал и даже не шевелил потрескавшимися губами, беззвучно читая молитвы. А может потому, что бусины на его чётках всегда сверкали, если на них попадал солнечный свет. Его глаза тоже сверкали. Они были очень похожи на бусины, которые он бережно сжимал в своих руках.
Однажды он посмотрел на меня, заставив смутиться. Я покраснела, но все-таки бросила еще один взгляд украдкой. Он улыбался. Добро и тепло. Его сухая рука легонько похлопала по деревянной скамье, приглашая меня сесть рядом. Я не могла противиться. Слишком уж ярко блестели его глаза, как и чётки.
— Они тебе нравятся? – спросил он, перебирая бусины.
— Да, — ответила я.
— Это очень старые чётки. Они передаются по наследству, от отца к сыну. Сколько я себя помню, они всегда были частью моей жизни.
— Они очень старые, — согласилась я, рассматривая темные бусины, которые буквально притягивали мой взгляд.
— Мой прадед получил их от странствующего монаха во время Первой Мировой. Этот монах нес помощь тем, кто в ней нуждался. Каждому, кому она была нужна, он давал её. Будь это слова поддержки, молитва или кружка теплой воды с песком на дне. Монах встретил моего прадеда в госпитале после битвы при Шарлеруа. Монах, после недолгой беседы, дал прадеду эти чётки и помолился вместе с ним, а потом ушел к другим, кому тоже был нужен.
— Ваш прадед не погиб?
— Нет. Он выжил. Мёрз в окопах, шел со штыком против врага, получал пули в грудь, но все-таки выжил.
— Это чётки помогли? – спросила я.
— Возможно. Я знаю только одно. Эти чётки всегда были при нем. В госпитале и во время безумных атак. В холодные и долгие ночи, наполненные криками раненых, свистом пуль и грохотом разрывающихся снарядов. Прадед часто повторял, что чётки не давали ему сойти с ума. Помогли выжить и подарили надежду на то, что он еще увидит родной дом.
— И он увидел?
— Да. Он вернулся с войны невредимым. Не всем повезло так, как ему. Многие остались там навечно, утонув в черной грязи и цепляясь белыми руками за хлипкие сорняки. Ему повезло, и он всегда сжимал чётки, когда рассказывал об этом моему деду.
— Чётки перешли вашему дедушке?
— Да, — ответил он. – Дед не расставался с ними. Это была память о его отце, память о том, что он пережил, чтобы вернуться домой. Дед никогда не забывал об этом.
— Они ему тоже помогали?
— Конечно. В один теплый майский день мой дед отправился на рыбалку. Он взял с собой удочку, накопал червей, захватил пару бутербродов и бутылочку с холодным пивом. Знаешь, он всегда любил рыбалку. Говорил, что она его успокаивает, а я думаю, что он просто любил выпить пива на природе и подумать о том, что не давало ему покоя. Так вот. Он прошел уже половину пути, как вспомнил, что забыл дома чётки. Он никогда не выходил из дому без них. Словно какая-то сила постоянно напоминала ему об этом. Так получилось и в этот раз. Дед вернулся и взял их с тумбочки, где они лежали, пока он спал, а потом пошел к речке. Было у него одно любимое место. Возле старой ивы, что плача склонялась к самой воде. Там, у больших корней, водилась самая крупная рыба, и только мой дед знал этот секрет. Правда, место это находилось довольно далеко и ему приходилось долго идти вдоль берега.
— Тогда что-то случилось?
— Да. Дед услышал крик. Тонкий и надрывный, который вскоре затих. Так кричит человек, которому нужна помощь. Дед без раздумий бросился вперед и увидел, как над водой плавает маленькая шапочка. Скинув с себя одежду и бросив удочку на траву, он нырнул в холодную реку и спустя несколько долгих минут всплыл, держа над водой мальчика из той же деревеньки, где жил сам. Слава Небесам, что ребенок не успел наглотаться воды и быстро пришел в себя. Он-то и рассказал деду, как рыбачил на берегу, как заплясал на водной глади поплавок, и как резко дернулась леска. Мальчик, не рассчитав собственных сил, ушел под воду и тщетно силился всплыть.
— Он бы утонул, если бы не ваш дедушка, — тихо сказала я.
— Да. Если бы дед прошел мимо этого места раньше, то мальчонку уже никто бы не спас.
— А он вернулся за чётками. Получается, что они помогли?
— Я думаю, что помогли. Помогли деду задержаться и спасти чужую жизнь. Эту историю он рассказывал моему отцу, а тот в свою очередь мне.
— С вашим папой тоже случалось что-то удивительное?
— Да. Каждому из нас они помогали. Простые чётки, подаренные раненному солдату одним странствующим монахом. Кто же знал, что в них скрыта такая сила.
— А как они помогли вашему папе?
— Они помогли ему встретить мою маму.
— Правда?
— Конечно, — улыбнулся он. – Отец тогда был подающим надежды музыкантом и играл в джазовом оркестре. Во время одного из концертов, в старом клубе возникло замыкание в проводке. Здание было ветхим и искры тут же спровоцировали пожар. Огонь разгорался с невероятной быстротой, и скоро все помещение потонуло в удушливом дыму и криках испуганных людей. Отец, тогда еще молодой гитарист, бросил свой инструмент, на который копил несколько лет, и бросился помогать людям, которых затоптали в панике. Там, на пыльном полу, он увидел девушку, которая потеряла сознание. Отец взял ее на руки и вынес на улицу, после чего, сделав искусственное дыхание, вернул ее в наш мир, вырвав из цепких объятий тьмы. Девушка была так сильно напугана, что какое-то время не могла дышать. Лишь открывала рот, словно рыба, выброшенная на берег во время шторма. Тогда-то отец и протянул ей четки, в которые девушка вцепилась, как в спасательный круг. Он был с ней рядом, когда приехали машины скорой помощи, был рядом, когда ее везли в больницу. Он был рядом с ней даже в палате, продолжая держать в своих руках ее руку, сжимающую старые чётки.
— А что произошло потом? – спросила я.
— Через полтора года родился я. А еще через двенадцать лет отец рассказал мне всё об этих чётках и пообещал, что они когда-нибудь будут моими. И он сдержал обещание.
— Вам они тоже помогали в жизни, да?
— Помогали и довольно часто. Они были со мной, когда я разочаровался в жизни и вновь поверил в неё. Они были со мной в холодных и далеких странах, когда я решил повидать мир. Я сжимал их в руках, когда ушел мой отец. Они всегда были со мной. Старые чётки, так много повидавшие на этом свете.
— Вы их тоже передадите сыну или дочери?
— Нет. У меня нет ни сына, ни дочери, — улыбнулся он, легонько щелкая блестящими бусинами. – Их и не будет. Но я хочу, чтобы ты взяла эти чётки.
— Они ваши. Я не могу, — побледнела я, когда он протянул их мне. – Они – часть вашей семьи. Они должны быть с вами.
— Нет. Пришла пора отдать их тому, кому они нужнее.
— Почему вы столько времени хранили их и решили отдать только сейчас? Отдать их мне.
— Понимаешь, это чётки. Старые чётки. Но для меня это больше, чем обычная семейная реликвия. Это символ моей веры.
— Веры?
— Да. Человеку нужно верить хоть во что-то. В мир во всем мире, в добро, счастье или любовь. Хоть во что-нибудь. Без веры человек исчезает, истончается его душа, пока окончательно не исчезнет. Эти чётки помогали мне верить. Они помогали моему прадеду во время войны. Они помогли моему деду спасти невинное дитя. Они помогли отцу встретить маму. Они помогли мне не потерять веру. Я не могу их отдать, кому попало, но хочу подарить тому, кому они нужнее. Тебе. Я вижу, что ты часто сюда приходишь, как и я. Тебе нужна помощь, и я даю её тебе. Возьми эти чётки. Пусть они станут частицей твоей жизни и помогут тебе обрести мир в душе.
— Хорошо, — помедлив минуту, произнесла я и взяла старые чётки. Теплые бусины, нагретые руками незнакомца, ласкали мои ладони, а их блеск становился все ярче. Он вздохнул, заметив, как я рассматриваю чётки. В его вздохе не было сожаления или жалости. Я посмотрела в его удивительные глаза. Они были темными, как бусины старинных чёток. В них не было сожаления. Лишь одно умиротворение.
— Теперь они твои, — тихо сказал он, сжимая мою руку. – Они помогут тебе. Просто верь в это.
Когда я уходила, он так и сидел на последней скамье, положив руки на колени. Я видела лишь его затылок, но могла поклясться в том, что глаза незнакомца сейчас смотрят на алтарь и блестят так же, как чётки, которые я сжимала в правой руке. Но в моей голове по-прежнему звучали его слова. «Без веры человек исчезает. Ему нужно хоть во что-нибудь верить». И я буду верить, а потом расскажу эту историю своим детям, а те расскажут своим. История будет продолжаться до тех пор, пока блестят бусины старых чёток. А они будут блестеть вечно.