Народ в деревне, как успел убедиться дядя Вова за несколько лет своих
пейзанских приключений, подобрался всё больше отзывчивый и
неравнодушный. Особенно если речь не идёт о перспективе поработать — тут
даже за деньги непросто сыскать добровольца. Вот поучаствовать в
чём-нибудь удалом да энтропийном — это завсегда пожалуйста.
Дядя Вова, разведя огонь, занимался вытапливанием воска в здоровенном
чане посреди своего двора, когда у калитки замаячил Кузьмич.
-- Заходи, Кузьмич, что ты как неродной на пороге топчешься! - махнул
ему дядя Вова.
Кузьмич, аккуратно притворив за собой калитку, просеменил во двор и
примостился на чурбак рядом с чаном. Некоторое время оба молчали: дядя
Вова колдовал с огнём, следя, чтобы воск не сбежал, а дед просто
тихонечко наблюдал за языками пламени и за чужой работой.
-- Ты, как обычно, по делу? - нарушил молчание дядя Вова, присев,
наконец, рядом.
-- Не поверишь, Володя, - покачал головой Кузьмич, - На этот раз просто так.
-- Наверно, у соседа корова сдохла! - рассмеялся дядя Вова. - Ни разу не
припомню, чтобы ты — и не по делу!
-- Ну вот видишь, - вздохнул Кузьмич, достав из-за пазухи флягу с
кальвадосом собственной перегонки. - Всё когда-то случается впервые.
Разлив кальвадос по принесённым дядей Вовою серебряным стаканчикам,
Кузьмич поднял свою, чокнулся, глотнул и довольно зажмурился.
-- Позапрошлого года, - важно объявил он. - на дубовых опилках. Ты не
представляешь, Володя, как меня твоё общество успокаивает. Умиротворяет,
можно сказать.
-- А есть зачем успокаивать? - наклонил голову дядя Вова. - Случилось чего?
-- Да внучатый племянник со мною случился! - вздохнул Кузьмич. - И
всего-то на денёк заехал, а уже с утра весь мозг выдолбил, дятел
городской — ох, не в обиду тебе, Володя, будь сказано: ты-то мужик хоть
и городской, но свойский!
-- Чем же он тебя так достал? - поинтересовался дядя Вова.
-- Не нравится ему у нас, - развёл руками Кузьмич. - Живёте, говорит, по
уши в навозе, а жизнь пролетает мимо. Аллергия, говорит, у меня на такую
вашу жизнь!
-- А чего тогда приехал, коли не нравится? - удивился дядя Вова. -
Страдал бы своей аллергией где-нибудь в городе, всё вам соплей да чиха
поменьше.
-- Так за картошкой приехал. За яйцами деревенскими, - Кузьмич снова
плеснул в стаканчики. - Моя сдуру пообещала, думала — забудет. Нет, не
забыл.
-- На картошку с яйцами у наго, стало быть, аллергии нет, - уточнил дядя
Вова.
-- Я, Володя, понимаю всю глубину твоего... как его... так его... а,
остракизма!
-- Сарказма, - поправил дядя Вова.
-- Ну да, ну да, сарказма, - закивал Кузьмич. - Но мне, знаешь ли,
сегодня не до оптимизма. Ну, давай.
-- Давай, - чокнулся своим стаканчиком дядя Вова. - За обретение оптимизма.
В калитку постучали, и во дворе нарисовался Рашитыч. Важно кивнув обоим,
он поздоровался и спросил:
-- Кузмич, этот городской хрен (не в обиду, Володя, ты-то мужик
свойский) — ну, который на иномарке — он к тебе, что ли, приехал?
-- Что он там опять учудил? - встрепенулся Кузьмич.
-- А ты сам погляди, - кивнул Рашитыч в сторону кузьмичёва дома.
Кузьмичёв внучатый племянник, он же городской хрен, оказался гением
парковки. Иномарка стояла почти посреди улицы, чуть наискосок. И если на
велосипеде с ней ещё можно было разминуться, то на автомобиле — уже не
судьба. О чём ему, собственно, и пытались поведать жильцы соседних домов.
-- Да что вы говорите! - уперев руки в боки, насмешливо отвечал тот. - У
вас тут что — трафик бешеный? И вообще, вы хоть слово-то такое знаете?
Вот поедет кто-нибудь — посигналит. Я. Может, и подвинусь. А машину к
забору ставить — нет уж, увольте. Мало ли каких ржавых гвоздей в колёса
насобираю. Да и куры ваши могут нагадить, краску испортить.
-- Ой, а чёй-та у тебя в стекле кирпич застрял? - ахнула, прикрыв рот
ладошкой, Фаридовна.
Все поглядели на заднее стекло машины. Дядя Вова усмехнулся: в последнее
время стало модно клеить на стёкла такие нашлёпки. Надо сказать,
выглядело весьма натурально.
-- А это мне в соседней деревне прилетело, - соврал, не моргнув глазом,
юнец. - Собака у них была уж больно наглая. Ну, я её и того... Вот в
отместку и кинули. Ну ничего, я на них в суд подам. И будет у меня
собственный домик в деревне!
-- Это какую собаку ты того? - спросил кто-то из толпы. - Уж не ту ли,
которая рыжая, с белым воротничком?
-- Её, её, - небрежно махнул рукой кузьмичёв родственник. - За баллон
машину пыталась укусить, вот её и намотало. Ну ладно, пейзане, пойду-ка
я отобедаю. Местечко у вас, откровенно говоря, дерьмовое, но ради
натюрпродукта сюда стоит раз в год наведаться.
-- Как-как он нас назвал? - переспросил Митька.
-- Пе... пи... в общем, ничего хорошего, - пояснил Рашитыч.
-- А ту собаку я помню, - прищурился Митька. - Это же Лёнькина псина была.
-- Ага, - кивнул Рашитыч. - Лёнька в ней души не чает. Не чаял, точнее...
Дядя Вова, процедив растопленный воск в бак с горячей водой, укутал
посудину, чтобы остывала помедленней. Кузьмич, который так и не нашёл в
себе душевных сил сесть за один стол с родственником, помогал, как мог.
-- Зря он мужикам про собаку наплёл, - вздохнул Кузьмич. - Они могут
близко к сердцу принять. И собаку, и как он их обозвал.
-- Думаешь, что-то будет? - спросил дядя Вова.
Отчаянный крик разорвал полуденную осеннюю тишину. Забрехали собаки,
заметались по дворам куры, взлетела стайка перепуганных галок.
-- Собственно, уже, - подхватился Кузьмич, выбегая следом за дядей Вовой
на улицу.
Кузьмичёв племянник, заламывая руки, нарезал круги вокруг своей машины и
орал дурным голосом. И было из-за чего: в заднем стекле, составляя
компанию бутафорскому, торчал самый натуральный кирпич. А в крышку
багажника, этакой вишенкой на торте, был глубоко всажен топор. Когда в
воплях пострадавшего хозяина авто начала прослеживаться тенденция к
угрозам отсудить у местных жителей всю деревню целиком, к нему подошёл
дядя Вова и ласково, но крепко взял крикуна под локоть.
-- Ты бы уезжал поскорее, - негромко промолвил дядя Вова. - А то ведь
люди тут могут и не понять, попусту ты их стращаешь или всерьёз решил
всех крыши над головой лишить. Видел у Кузьмича за забором холмик с
крестом? Тут у половины деревни такие на задворках имеются. И кто будет
проверять — холмиком больше, холмиком меньше... Стекло поменяешь, железо
залатаешь — это ведь, по сути, мелочи. А жизнь — она одна, друг мой.
Глядя вслед резво стартовавшему с места на подбитой иномарке
родственнику, Кузьмич спросил:
-- Что ты ему такого наговорил, Володя?
-- Да ничего особенного, - пожал плечами тот. - Так, вернул ему обратно
брехню про рыжую собаку. Ты извини, но мнится мне, что он больше к тебе
не приедет.
-- А вот за это надо ещё по стаканчику! - воодушевился Кузьмич и потянул
дядю Вову к нему же во двор. - Ты, как всегда, меня выручил!