Аксинья

Свадьбы по осени и зимой играли часто. Молодёжи в окрестных сёлах было много. Частенько женились и вдовые, одному в селе не просто хозяйство содержать, да и зимние вечера коротать лучше не поодиночке.

Одиночество особенно остро ощущалась в лютые сибирские морозы. Холодными тёмными ночами, когда за окном диким зверем воет вьюга, всякому хотелось хоть крупицу тепла и живое дыхание рядом. Потому семья почиталась превыше всего, уважение к родителям и друг к другу воспитывалось у людей с малолетства.

Свахи искали и сводили подходящую пару, беря за свои труды совершенную малость. Дороже денег было присутствовать почтенной гостьей на свадебном пиру, которой все кланялись, перед которой заискивали и просили помочь найти пару для себя или своих детей.

Только для одной девушки не хотели искать женихов. Уж и умоляла свах матушка её, Василиса Пантилимоновна, и подарки дорогие сулила. Не брались ни в какую.

А Аксинье в ту пору семнадцать лет уже доходило, год - другой и перестарок, тогда предел мечтаний разве что вдовец какой или пьянчуга никому не нужный.

И девка- то умница, красивая, работящая, да только боялись к ней свататься. И на то была страшная причина – колдун из Заречного. Он на неё глаз положил давно, та совсем ещё малая была.

Заприметил на речке, когда ходила она с матерью бельё стирать и запал всем своим чёрным сердцем.

Он на другом берегу лозу резал и загляделся на бойкую весёлую девочку лет семи – восьми с русой косичкой и зелёными глазами. Пока мать стирала, Аксинья умудрилась, без особых трудов изловить руками штук десять пескарей на мелководье. Кто рыбачил когда - либо, знает, как не просто поймать и вытащить из воды скользкую трепещущуюся рыбку. А у девочки рыбёшки и не вырывались вовсе, сами в руки шли, будто слово она знала потаённое.

Мать тоже подмечала за дочкой странные вещи.

Если заболела голова или другое что, то дочке было достаточно, приложить к тому месту руку и сразу же боль уходила. Если никак не могла отелиться корова, чтобы всё шло, как по маслу, ей достаточно было стоять рядом и, поглаживая бок скотины, тихо говорить:

- Не бойся, милая, всё будет хорошо.

Любимая пёстрая курица, которую Аксинья выходила (её схватил коршун, а девочка увидела и отпугнула большую птицу, та свою добычу бросила, но успела сильно помять, думали, что не выживет), неслась с тех пор по восемь раз в неделю и яйца у неё почти всегда с двумя желтками были.

Вот только, когда вылечит кого из домашних девочка, потом с криками по полу катается, голова у неё болит так, что терпеть мочи нет. Приходилось потом бабку Марфу звать, чтобы боль у ребёнка снять. А та ругалась, чтобы не давали девчонке людей лечить:

- Она всю их боль на себя берёт, по-другому пока не умеет, а это не шутки, так и помереть может. Дар у неё, да только раньше, чем в двадцать лет пользоваться им нельзя. Силы и опыта поднакопить надобно. Вон зверушек пусть выхаживает пока, от этого вреда нет. Да не болтайте никому про её талант, а то беда будет.

С той поры лет десять прошло.

Девочка выросла, став красивой девушкой.

Только лицо потеряло румянец. Зато зелёными звёздами сверкали глаза, и коса змеёй обвивала тонкий стан.

Соседки шутили, что у Василисы все дети из простых, а Аксинья - королевишна. Кожа, дескать, у неё белая, тонкая, такая только у богачек городских бывает, и то не у всех, и не загорает она, как остальные девки, хотя на солнышке в поле времени столько же проводит.

Мать отшучивалась:

- А я её в детстве не водичкой, как вы своих, а молочком умывала, вот она и выросла, как прынцесса, беленькая!

Как Аксинья заневестилась, отбоя от женихов не было.

Но тут – то и начали твориться страшные вещи. Кто бы к ней не посватался, через пару дней отказывались. Говорили, что сны плохие видели, беды в доме случались или хуже того по мужскому делу ослабевали напрочь, а один, особо настойчивый, и вовсе не дожил до свадьбы. Вот и стали свахи дом Назаровых стороной обходить.

Только приехал как – то к соседям в гости племянник из города, увидел Аксинью, и твёрдо так сказал – женюсь. Родственники парня отговаривать бросились, мол, не лезь, сгубишь себя. Рассказали про всё, что произошло с теми, кто решился к Аксинье посвататься. Но он не слушал, уехал домой, а осенью вернулся со сватами.

Игнат спросил дочку, согласна ли она, а та взглянула на жениха и, потупив взор, кивнула. Понравился.

Парень – то видный был: высокий, косая сажень в плечах, кудри золотистые, пронзительный уверенный взгляд. На том и порешили.

Венчание назначили в пору, как снег на зиму окончательно ляжет. Чтобы скотину забить к свадьбе (мясо зимой морозили и туши подвешивали чаще всего на холодном чердаке, больше было негде, а если кололи ближе к весне, то приходилось его солить и вялить, по-другому не сохранить), и чтобы до города молодым на санях доехать можно было.

Только уж научил жениха кто или сам не глупый оказался, а отправился парень к бабке Марфе в гости. Зашёл, поклонился с порога в пояс, и стал её на свадьбу звать:

- Приходи, Марфа Ивановна, не откажи. Почётным гостем будешь.

Потом поставил на стол три бутылки казённой водки и отрез плисовый (ткань такая наподобие бархата) ей подал.

- Неспроста ты ко мне пришёл, милок. Я про то ведаю. Ждала тебя. Что, шибко страшно, поди? Ведь знаешь про всё?

- Знаю, оттого и прошу, не дай девке в перестарках засидеться, хорошая она, люба мне.

- Ну, коли люба, то помогу. Слушай внимательно и запоминай. Повторять не стану. Ошибёшься – всех погубишь. Отправишься к себе в город обратно, с собой возьми крупы перловой и, как будешь выезжать за околицу, брось широким размахом, будто поле сеешь, да скажи, что это от бабки Марфы привет.

А потом погоняй, не оглядываясь.

- А это зачем?

- Давай, касатик, сразу уговоримся, что я скажу – выполняешь в точности и вопросов не задаёшь. А то быстро отказную тебе пропишу. Живым вернуться к невесте хочешь – выполняй.

Когда обратно поедешь, то возьми любую верёвку, вручную кручёную, и разрежь ножом на четыре части, при этом такие слова говори: «Как я верёвку режу, так все путы разрезаю». На каждую ногу коням потом по одной привяжи. Сколько коней в свадебном поезде будет, столько и сделай. В деревню въезжать станешь, опять крупу брось, только на этот раз просо, оно помельче, так надёжнее будет, и про привет мой не забудь упомянуть.

Приедешь, сразу не к невесте, а ко мне заезжай. Остальное – не твоя забота. Гулять на свадьбе не стану, а до алтаря вас провожу. После уже не страшно будет, как повенчаетесь - то.

Старуха встала с большого сундука, на котором сидела, который служил ей скамейкой днём и кроватью ночью, приподняла немного крышку, и сунула руку внутрь. Что – то достала, обтерев подолом, подала парню.

- Возьми эти два колечка. Одно Аксинья пусть до венчания на мизинце носит, а другое себе на тот же палец надень, да, как поженитесь, вернуть не забудь. И ещё дома, и у себя, и у невесты, соль под крыльцо посыпь, и на входе в стайки тоже, а скажешь вот что:

- Доброму да светлому ход открыт, а кто со злом чёрным придёт, тому пятки присолю.

Теперь иди.

Парень, поклонившись, вышел. А старуха долго смотрела ему в след, качая головой, и приговаривала:

- Ох и непростое же ты дело затеял. Зареченский колдун не первый век живёт, по умениям ровня мне, а может и посильнее будет. Справиться сможем, если только невеста твоя нам поможет. Ох, лишь бы ты ей люб был, паря, а то ведь сгинем, не за понюх табака сгинем.

Время быстро идёт. Пришла и зима, а с ней назначенный день венчания.

Жених приехал с друзьями да роднёй почти к полудню. Погода стояла солнечная, лёгкий морозец пощипывал щёки. Поезд свадебный не маленький, аж в четыре тройки. Парень всё, как бабка Марфа велела, сделал, просо с приговором рассыпал и за ней заехал. Свои все предупреждены были, потому молча ждали, когда будет сказано отправляться дальше.

Бабка, перво-наперво, обошла все сани, что-то бормоча. Потом срезала с гривы каждого коня по небольшой пряди и сожгла прямо на ладошке, а пепел в воск закатала и в карман к себе положила, сколько коней – столько и шариков из воска вышло. Взяла с собой корзину с петухом красной масти, крупу, соль и ещё что – то в узелке. Поехали выкупать невесту.

Всё шло по обряду. Песни пели, подружки и дружки шутили, денежки сыпали, мёд пили. Аксинья - красавица, жених не налюбуется, друзья его головами одобрительно кивают, мол, не приврал приятель, когда хвалился невестой.

Пока во дворе были, всё шло хорошо. Но вот пришло время ехать в церковь. Невесту снарядили в путь, к поезду жениха добавились ещё пара саней: с роднёй и с приданым. Бабка Марфа сказала всё на сани сложить сразу, чтобы с венчания ехать прямо в дом к жениху, не возвращаясь. Упряжки, что добавились, старуха тоже обошла по кругу с заговором, и такие же шарики восковые с пеплом сделала.

Ехать не особо далеко, в соседнюю деревню. Там церковь одна на несколько сёл. Стали со двора отправляться, а за воротами чужая собака чёрная крутится, лошадям проехать не даёт. Всё норовит подпрыгнуть и жениха за ногу укусить. Бабка сыпнула солью на спину той собаке, от шерсти дым пошёл, а псина завизжала, закрутилась волчком, будто её кипятком ошпарили, и рванула в лес.

- Ну, вот и началось, ребятушки. Теперь держитесь. Быстро по саням и в путь. Засветло доехать надо бы.

- Бабка Марфа, ты, что такое говоришь? - удивилась Василиса, матушка невестина. Добираться меньше часа, и то, если шагом, а ведь ещё и обеда нет

- Сама смотри. Объяснять некогда. Время дорого,- буркнула старуха в ответ.

Она указала рукой на небо. Из-за речки шли в сторону села тёмные тяжёлые тучи. Как будто грозовые летом, да только чернее и страшнее. Все быстренько уселись в сани и помчались в сторону церкви. Мгла гналась по пятам. На выезде из деревни налетели вороны, и стали клевать седоков куда придётся. Марфа бросила на землю крупу и крикнула:

- Сколько у вас перьев, столько там зёрен, соберите да сравните.

Птицы тут же отстали.

А вокруг становилось всё темнее и темнее. Когда проезжали около леса, оттуда выскочила стая волков, штук тридцать не меньше. Таких огромных стай в этих краях никогда не было. Все звери крупные, будто на подбор. Кони захрипели и встали, как ехать, когда им дорогу преградили. И тут бабка Марфа не сплоховала. Достала из кармана шарики из воска, что-то над ними пошептала и кинула с размаху на дорогу, а после твёрдым голосом произнесла:

- Поднимайтесь кони восковые, отведите злые взгляды звериные.

Тут же из шариков сделались кони, один в один, как те, что в повозки запряжены. Если бы кто из седоков не знал, откуда они взялись, то и не поняли бы, что не настоящие. Мороковые животные с громким ржанием понеслись наперерез волкам, уводя их за собой в лес.

Погода совсем испортилась. Завьюжило. Небо стало тёмным, как ночью. Испуганные люди уже начали переговариваться, что может лучше вернуться, пока совсем дорогу не потеряли. Жених с невестой сидят, от страха друг к другу прижались. Вот тут пригодился, сидящий до поры в корзинке, красный петух. Его Марфа вытащила со словами:

- Прогони, птица солнечная, ночь тёмную. Дай нам просвету, от мглы продыху.

Петух заорал во всё горло, как привык делать по утрам. Видать день и ночь перепутал, кто ж до обеда полночь – то ожидал. Темнота совсем не отступила, но из непроглядной сделалась немного прозрачнее, будто в чернила воду добавили. Ночь превратилась в вечер. Петуха бабка обратно в корзинку отправила. Дорогу стало видно. Оказалось, что почти приехали, вон она церковь – то, рукой подать. Осталось по мосточку пересечь небольшую речушку, что в Иню впадает, а потом через луг, напрямки. Только, вдруг, вновь встали кони, как вкопанные. Мост преградил сам зареченский колдун. Борода по ветру развивается, глаза колючие, злые. Видно, что не по нутру ему эта свадьба. Не проехать.

Тогда уже сама Марфа поднялась в санях во весь рост. Вроде старуха согнутая была, а тут выпрямилась, как девка статная, даже в лице поменялась, суровая стала, сразу видно – не шутит.

- Что ж ты старик на печке не сидишь? Уйди с моста, дай свадебному поезду проехать, добром прошу.

- А ты мне, Марфа, не указ. Моя Аксинья будет. Остальные, коли жить хотят, пусть по домам едут.

- Не бывать по-твоему. Молодые любы друг другу. Освободи дорогу.

- Что же, давай силой мериться. Доставай своего красного петуха, пусть с моим поборется. Победит твой - пропущу, а если мой - вам всем конец, а девка трофеем станет.

Все в санях замерли, слова вымолвить боятся. А тем временем колдун выпустил на мост большого чёрного петуха. Где он его взял никто не понял, в руках у него до того ничего не было.

- Выбора у меня всё равно нет, знаю, иначе ты никогда не оставишь девчонку в покое,- спокойно ответила Марфа, доставая из корзины своего красного петуха. Посыпала его травой из узелка, пробормотала что– то и на мост выпустила.

Сцепились две птицы на смерть. Только перья полетели. Долбанёт чёрный петух красного, а у Марфы бровь рассечена, кровь по лицу ручьём. И наоборот, когда нападает красный, то у колдуна раны случаются. Чёрный оказался крепче, почти поборол красного. Вот тут то и понадобилась помощь Аксиньи. Она руки к Марфе приложила, а петушок красный целёхонек – здоровёхонек сделался, и снова бросился на чёрного. Почти час противник Марфиной птицы не сдавался, а потом повалился без сил и исчез. Колдун тоже пропал, будто в воздухе растворился. Так и проехали.

А уж после венчания, когда из церкви вышли, снова стал день солнечный. Дала старуха всем, кроме молодых, медовухи, что в своей корзинке припасла, выпить. Они и позабыли, что сегодня с утра было. Вернули новобрачные бабке Марфе кольца, что она им как оберег до свадьбы давала, поклонились низко и отправились дальше свадьбу гулять. Её звали поехать с ними или хоть до дому предлагали подвести, но она только усмехнулась:

- Спасибо Аксинье, я теперь и сама быстро дойду. У неё силушки и не убыло, а у меня много прибыло. Езжайте, не беспокойтесь. Всё у вас теперь будет хорошо.

© Автор: Лана Лэнц. Из книги "Сказы".