Где несёт свои воды речка Смородина, за лесами Брынскими, да на тридевяти дубах столетних сидит враг лютый рода людского - Соловей-разбойник, Одихмантьев сын. И нет проходу там пешему, нет проезда конному…
- А ну слезай, чепуха губатая! – крикнул Илья Муромец и пнул сафьяновым сапогом столетний дуб.
Дерево недовольно загудело и в отместку осыпало богатыря градом из крупных, переспелых желудей. Соловья неловко повело, но он всё же удержался на ветке, старательно не глядя на Илью Муромца и сохраняя непроницаемо-брезгливое выражение лица.
- А я тебе пряник печатный принёс, - зашёл с другой стороны богатырь, - смотри-ка, с посыпкой сахарной!
Соловей быстро зыркнул на угощение, обёрнутое вышитым рушником и, сглотнув предательски выделившуюся слюну, бросил:
- Плашмя его себе забей… чёрствый, небось!
- Да сам ты - чёрствый! – взъярился Илья и вновь отвёл ногу для удара, собираясь на этот раз наверняка сбить грубияна с насиженной ветки. – Я ему тут… а он… да я тебя…
Насилу успел богатырь остановить могучий замах – прямо перед ним, будто из воздуха, материализовался Леший и, решительно выставив вперед кривую, узловатую руку, пообещал:
- Ещё раз насаждение стукнешь, я тебе из него лапсердак деревянный запилю и примерю!
- А чего он, как мендочка! – в сердцах бросил Илья и показал на зашкерившегося в листве Соловья.
- Обиделся он! – коротко ответил Лешак. – Со мной тоже знаться не желает, басурман нечёсаный!
- Я всё слышу! – послышалось из листвы над головами.
- А я мне до мухомора бледного, подумаешь, фифа какая, - Леший всплеснул руками, - Добрыня ему не глянулся! А мужчина-то, промежду прочим, с самыми серьёзными намереньями, букет притащил, жениться обещал…
Илья прыснул в кулак, стараясь не заржать, а Леший со скрипом несмазанной ставни согнулся пополам, сотрясаясь в беззвучном приступе смеха.
- А ну, завалили, зубоскалы юродивые! – зло шикнул на потешающихся друзей Соловей-разбойник и повёл чутким ухом. – Сдаётся - клиент у меня на подходе!
Он приложил широкую, лопатообразную ладонь к бровям наподобие козырька и вгляделся в жиденький утренний туман.
По тропинке, неспешно перебирая ногами, брёл калика перехожий в латаном рубище с пудовым посохом в натруженной руке. Вот путник ступил на поляну, и вдруг, содрогнувшись от оглушающего разбойничьего посвиста, рухнул подкошенным стеблем на травку.
- Ёптить… - только и смог выдавить Илья, растирая по лицу кровь, что весёлыми ручейками бежала из ушей, - я, наверное, никогда к этому не привыкну!
- Гы-ы-ы! – мстительно заржал Соловей и, спрыгнув с ветки, побежал щипать пришлого.
Его добычей оказалась чёрствая краюха хлеба, связка ржавых ключей и дорожная котомка, которую он зачем-то обвязал вокруг пояса, сложив в неё все экспроприированное имущество.
- Пригодится, - хозяйственно ответил Соловей-разбойник на удивлённые взгляды товарищей, - там копейка, тут медяк, босякам везде ништяк…
* * *
Под убаюкивающий треск сухого валежника калика рассказывал свою историю. Шел Иван издалече, от самого Царьграда. Пять пар башмаков воловьей кожи сносил, пять посохов железных изломал. Недоедал, недосыпал, хворал в пути. Он-то сызмальства хворый был: родился без зубов с бородавкой вместо носа, повитуха обе ноги сломала, пока из чрева тянула, гастрит, запоры, волчья слепота, голод, холодная изба, где лавки - и те к половицам прибиты…
Илья рыдал, Леший украдкой шмыгал сухим сучком, что заменял ему нос, а Соловей слазил к себе на дуб и притащил три золотые монеты и побитый молью зипун с чужого плеча. Куда запропастился хозяин сего одеяния, благодетель стыдливо опустил. Лишь задумчиво поковырял носком сапога землю и пробурчал смущённо:
- Мало ли куда - волки съели…
Иван, меж тем, распихал по карманам дары, презентованные доверчивыми простаками, и, хитро блеснув глазами, молвил:
- Я, собственно, чего пришёл-то. Беда с Царьградом великая приключилась - Идолище поганое пришло, беспределит, царя пленило, девок портит, бояр чморит!
- Хе-х! – довольно хмыкнул Илья. – Бояр, говоришь, а точно оно поганое?
- Зуб даю! – воскликнул калика. – Не, я бы и сам впрягся, но он реально здоровый… здоровое… оно… и страшное, падло!
- Ой, ты гой еси на Руси! Добры молодцы, заступники правых, укротители левых, богатыри-утешители печалей мирских! – пискляво запричитал Лешак.
- Ну не начинай, а… – взмолился Соловей-разбойник, испуганно косясь на богатыря. – Он же опять нас с собой потащит!
- А я чего – я ничего, мне за лесом следить надобно! – на всякий случай ушёл в оборону Леший.
Илья обстоятельно погладил бороду и, достав из переметной сумы кувшин яблочной браги, задумчиво произнёс:
- Верные други мои, есть у меня одна идея…
Соловей тяжело вздохнул и прикрыл лицо ладонью, - накликал-таки, ушан трухлявый!
* * *
До Царьграда путь неблизкий, а посему, лишь только взошло солнце, друзья, поправившись квасом, отправились к колодцу. Леший авторитетно утверждал, что если сигануть в него и заветное место в голове представить, то вынырнешь непременно там, где загадывал.
Хранитель леса подобрал с земли какой-то травки и, бубня одному ему ведомые мантры под нос, принялся закидывать измельчённые стебельки в тёмный зев колодца, поплёвывая через плечо и морщась от абстинентного синдрома. В глубине прохладной пропасти что-то бурлило и ухало, а затем вдруг жарко полыхнуло, и вверх по шахте побежали весёлые колдовские искорки.
- Я туда не полезу! – испуганно отшатнулся Соловей.
- Не очкуй, Одихмантьич, - подтолкнул приятеля богатырь, - Лешак у нас в магии шарит!
- Да, я помню… до сих пор, как за ёлку иду, так по привычке и присаживаюсь!
Леший обиженно скрестил на груди руки, всем своим видом показывая, как оскорблён, а Илья неожиданно подхватил Соловушку за портки и опрокинул через низкий бревенчатый борт колодца.
- Ё… – донеслось из бездонной пропасти.
- Думай о Царьграде! – ехидно прокричал вслед отважному первопроходцу Лешак и, зажав нос пальцами, прыгнул следом.
- Перуне! Вми призывающему Тя, славен и триславен буди… - пробормотал Муромец и нырнул солдатиком.
Короткий полёт во тьме, и вот уже богатырь врезается подошвами сапог в бликующую гладь колодезного зеркала. Вода захлестнула его с головой, Илья упрямо рисовал в голове крепостные стены и могучие башни Царьграда. Мелькнула здравая, но запоздалая мысль – «А кольчугу-то надо было снять!»
Вынырнули друзья в мелкой речушке, аккурат супротив городских ворот. Глядь, а вкруг стен городских силы вражьей видимо-невидимо! Гомонят магрибинцы по ненашему, и барыш с города делят. Злато, каменья самоцветные, невольницы да скот рогатый.
Почесал Илья репу: - Да уж… тут с наскока не сдюжишь – порвут, сомнут и шапками закидают!
- Такую орду, пожалуй, и втроём не раскидаем, - грустно согласился Леший.
- А мож домой пойдём? – робко предложил Соловей.
- Не, тут подумать надо, - возразил Лешак, - хитрость, может, какую военную, а домой… у меня-то дом везде, где чаща есть лесная!
Он кивнул на густой лес, что раскинулся за речкой. Илья поглядел на деревья, наморщил лоб и многозначительно изрёк:
- Есть у меня одна идея…
* * *
- Здорово, служивые! – Илья Муромец фамильярно хлопнул по плечу одного из привратников, от чего тот по щиколотку провалился в землю. – Мне бы к царю!
- Это можно! – ответили супостаты, скаля зубы. – В остроге твой царь сидит, сейчас проводим!
- Бежать вам надо, мужики, - доверительно сообщил богатырь, – и боссу своему передайте, что идёт на Царьград беда лютая, неминучая! Соловей-разбойник - разрушитель городов, расхититель хуторов, вдоводел и заплечных дел мастер!
- Ха! – весело перебили стражники. – Ты не местных будешь, что ли? Самая лютая беда уже в Царьграде! Да знаешь ли ты, лапотник, что Идолище поганое таких разрушителей мамкиных на завтрак горстями хавает?!
- Ну, моё дело сторона, - безучастно пожал плечами Илья, - короче, я вас предупредил!
Бросили привратники богатыря в темницу, а сами на доклад к Идолищу поганому. Так, мол, и так, кормилец, - идёт на нас с севера сила неведомая, да такая, что богатыри русские бегут от неё во все лопатки!
И тут всем по ушам ударил ужасающий посвист, да такой, что стёкла в теремах повылетали, а кровлю в палатах царских на бок свезло! Поднялось Идолище на крепостную стену, глядь, а за речкой на пригорке, что от леса недалече, стоит Соловей-разбойник. Ноздри раздуваются, рожа злая красная. Ругается матом басурманским, каблуком землю роет.
- Подать, - говорит, - мне, три телеги серебра и мехов драгоценных, вина хмельного да сладкого три, нет… пять бочек! А не то, как свистну посвистом разбойничьим – и всё тогда, чешите ляжки, волки? поролоновые, – разметаю ваш городишко в щепу и мелкий гравий!
Молвил так, плюнул, показал обалдевшим захватчикам срамной жест и ушел в лес подношений богатых дожидаться.
- Это чё сейчас было? – икнуло от неожиданности Идолище и повернулось к своим генералам. – Это кто ж в себя так поверил?..
Приближённые пожали плечами, - мало ли, мол, отморозков по Руси шатается.
- Вина ему, значит, сладкого… - размышляло вслух Идолище, - это ж надо… да кто тут злодей, в конце концов!
- Так знамо дело, Вы, ваше Поганьшество! – с готовностью закивали генералы.
- Собрать отряд, лес прочесать, свистуна пленить и пред мои очи представить! – чуть смягчилось Идолище, - а я пойду, покемарю пока, ну и перекушу, кого-нибудь!
Выдвинулись войска Идолища поганого в лесок отрядом малым, но в полной боевой экипировке. Прорубились кривыми саблями сквозь чащу, вышли на поляну, а там их Соловей-разбойник уже дожидается. Сидит на пеньке, из травинок косичку плетёт.
- Попался, мунтяна! А ну, руки вверх, морда губастая! – заорал старший офицер и обнажил меч.
Соловей отбросил рукоделие и задрал руки вверх, так что задралась рубаха, оголяя круглый волосатый живот.
- Да вы что, пацаны, - примирительно произнёс он, - не меня вам бояться нужно!
Взорвалась тут земля под ногами пришлых воинов, корни могучие намертво оплели их ноги и потащили вниз. Когда макушка последнего супостата скрылась в чернозёме, Соловей-разбойник поднялся с пня и вновь направился на давешний пригорок.
- Дев проси юных, – крикнул из чащи Лешак, - только нетисканых по возможности!
- Сам проси, - буркнул Соловей, - подумаешь, эстет какой, где ж их сегодня нетисканых-то найдёшь…
Раз за разом таскал Соловей-разбойник за собой паровозы из тяжеловооружённых бойцов. Вновь и вновь плодородная земля впитывала в себя полезных и питательных человеков. Леший сосредоточенно колдовал и довольно потирал ладони, глядя, как на глазах растут и крепнут молодые зелёные побеги, что всходили на щедро удобренной почве.
Наконец закончилась у Идолища живая сила. Взобрался тогда Соловей на облюбованный пригорочек в последний раз и старательно вывел условленную трель. Посыпалась со стен города штукатурка, вылетели оставшиеся стёкла в дворцовых светлицах, а на полях полёг контуженый скот.
Вышел тогда Илья из острога, размял шею богатырскую и, схватив Идолище поганое за шиворот, начал ему пространно и обстоятельно пояснять за жизнь непростую. Когда, наконец, закончились у собеседника в организме целые кости, сдал его в заботливые руки горожан, авось ещё и сгодится на что. Ну, мало ли, на ярмарке в клетке показывать или в плуг запрячь, тут уж на что у народа фантазии хватит.
* * *
Соловей привычным жестом прошарил ветхую хламиду странника, когда тот неожиданно застонал и, приложив руку к голове, приоткрыл глаза.
- Ты это чего удумал? – слабым голосом произнёс он. – Грабишь меня, что ли? Я ведь с вестью тревожной к вам – чудище о трёх головах на град стольный налетело, посевы разоряет, люд честной огнём жжёт…
- А ты опять, что ли, разбойничаешь, морда протокольная?! – вдруг послышался из рощицы раскатистый богатырский бас.
Соловей засуетился, схватил потерпевшего за ворот и поднёс кулак к бледной физиономии.
- Что ты, Илюшенька, родственник ко мне приехал, - он приобнял жертву и лихорадочно зашептал бедняге в ухо, - полпуда серебром даю и картуз каракулевый, только сделай добро – исчезни, мил человек!
- Так ведь приветить гостя дорогого надобно! – голос богатыря был всё ближе.
- А уезжает он уже, недосуг ему, - Соловей торопливо толкал в спину смущённого странника, - два, два пуда серебра, шапку песцовую и сбрую с каменьями, подавись, только изыди, дорогой!
Илья вышел из рощи и хлопнул приятеля по плечу:
- Здорова, басурман! Чего родственник-то хотел?
- Да, так… - Соловей неопределённо помахал рукой, - ничего, здоровьем интересовался…
Автор: © РусланТридцатьЧетыре